Нине Спажевой из Москвы 96 лет. Она регулярно ходит на танцы, любит красиво одеваться и не выходит из дома без губной помады. С февраля этого года Нина активно снимается в рекламе и клипах, но с профессиональными фотографами как модель работает больше 15 лет, а внук помогает ей вести инстаграм. Она рассказала «Холоду» о том, как относится к съемкам, какие вещи определяют ее как человека и почему возраст — это не про реальные цифры, а про отношение людей к себе.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Для меня всю жизнь была примером моя бабушка. Она никогда не позволяла себе выглядеть неопрятно, неряшливо. Во время войны перешивала свои сценические костюмы в платья. Всегда держала руки и голову в порядке. Она часто учила меня: «Губная помада всегда должна быть при тебе!» или «Вот выйдешь замуж, вставай раньше мужа, приводи себя в порядок, чтобы, когда он проснулся, ты была красавицей».
Меня растили бабушка и дедушка. Бабушка была петербурженкой немецких кровей, из очень обеспеченной семьи, дочерью ювелира, выпускницей Смольного института благородных девиц, а дедушка — режиссер, музыкант и дирижер. Мой отец приходился бабушке племянником: она забрала его еще подростком после смерти своей сестры от голода. В 15 лет отец встретил мою мать — ей тогда был 21 год — и вскоре родилась я. Бабушка до моего рождения успела их поженить, но брак был недолгим: отец сам еще был ребенком, жили бедно, денег не хватало. Так я и оказалась у бабушки с дедушкой. А папа потом женился во второй раз. После меня у него родилось еще пятеро детей.
После революции бабушкиной семье пришлось нелегко: их имущество экспроприировали. Чтобы выжить, бабушка стала артисткой: зарабатывала игрой на пианино и пением. Выйдя замуж, она устроилась музыкальным работником в детский дом. Когда я училась в 8 классе, бабушка заболела, и мне пришлось подменять ее: к тому времени я уже выучилась играть на аккордеоне и пианино. Дедушка занимался творчеством: ставил в военном городке — мы тогда жили в Шиханах — спектакли и давал мне в них небольшие роли.
Не могу назвать наши отношения близкими и теплыми, но меня всегда красиво одевали и хорошо кормили. Через много лет дочка спросила меня, люблю ли я ее. Конечно, ответила я, удивившись. «А почему ты меня никогда не обнимаешь?» И тогда я задумалась: а ведь меня в детстве не обнимали, не говорили, что любят, что я умна и красива. Я просто жила. Не считала себя хуже других, но и лучше всех тоже не считала.
После школы я по настоянию дедушки поступила в архитектурный институт. Проучилась там года полтора, потом бросила: старшекурсницы, вернувшиеся с практики, где работали пленные немцы, рассказывали, что над студентками смеялись и никто их не слушал. После этого я поступила в Саратовский учительский институт. По окончанию учебы меня направили на отработку в Беларусь: я преподавала в старших классах математику, физику, астрономию, черчение и рисование. Вернувшись домой, вышла замуж за офицера-связиста, ездила с ним по стране. После рождения сына и дочери пришлось переквалифицироваться: устроилась музыкальным работником в детский сад в Казани — так до пенсии и работала, только меняла места. В Москву перебралась в середине 1990-х.
Я рано осталась без мужа: он ушел из семьи, когда мне было 42. Подрабатывала, где могла. Мыла полы, на свадьбы с аккордеоном ходила. Денег брала, сколько давали. Кто-то расплачивался продуктами. Были периоды, когда мы жили в большой нужде — на рубль и одну копейку в день. Но мои дети всегда были хорошо одеты: я научилась шить и вязать еще в юности. Помню, впервые купила одежду — индийский свитер — сыну, когда он учился в техникуме, а дочке-шестикласснице — трусики. Столько счастья было, столько радости! Это было в начале 1970-х.
К 50 годам я уже была вся седая, но никогда не считала себя старой. Бабушка говорила, что у женщины нет возраста: «Можно быть пожилой, но старухой — никогда!» Вот и в 96 лет у меня всегда маникюр, аккуратная прическа, а сумочке — губная помада. После еды обязательно подкрашиваю губы. Если помада стерлась, чувствую себя голой. Я никогда не выйду из дома с ненакрашенными губами или в рваной одежде и стоптанной обуви. И дочь моя не выйдет! Бабушка моя часто говорила, что встречают всегда по одежке — я пронесла этот наказ через всю жизнь и передала его своим детям. Некоторые в инстаграме пишут, мол, пора уже о душе подумать, а я все об одежде. А разве ж это плохо? Одежды у меня много, я умею ее носить. Одеваюсь недорого, но оригинально. Цвета не стесняюсь. Цвет — это красота. Сейчас в метро зайдешь — все в черном. Ужасно!
Каждое мое утро начинается с зарядки и обливания холодной водой. Потом чистенькая иду молиться: благодарю бога за долгую жизнь, здоровье и возможность повлиять на людей.
Вообще, радость — самое главное в жизни. Даже в плохом всегда можно найти что-то хорошее. Лет пять назад зимой я поскользнулась, упала и вывихнула плечо. Было больно! Пока скорую ждала, думала: «А если б сломала позвоночник, не встала бы никогда! Скажи спасибо, что так легко отделалась». К врачу привезли — а я улыбаюсь. Плечо вправили. Я делала упражнения и уже через две недели снова пошла на танцы в Сокольники — я туда как на работу хожу. После танцев мы сидим в кафе и общаемся, выпиваем немного своего домашнего вина — оно чуть крепче компота. Никогда не говорим о болезнях, не ноем! Только улыбки и смех.
Я с детства мечтала быть актрисой, но дедушка был против: говорил, что актрисы плохо кончают, умирают в одиночестве. Ну я и оставила эту мечту в прошлом, а тут на старости лет она сбылась. Я уже много лет хожу на танцы в Сокольники, играю на рояле. Меня часто там фотографировали. Однажды даже китайцы сняли фильм про долголетие. Игорь Гавар снимал меня для пробных выставок еще до того, как основал модельное агентство Oldushka. В феврале мне предложили сниматься для новой коллекции одежды, и с тех пор я много снимаюсь в рекламе — в месяц по три-четыре съемки. На телевидение уже попала. А недавно снялась в клипе у Эльдара Джарахова.
Некоторые съемки длятся по шесть часов, но я вообще не устаю, в отличие от моей дочери, которая помогает мне переодеваться и готовиться к съемкам. Мне это такой кайф! Я не боюсь сцены, зрителей, чувствую себя настоящей актрисой. К съемкам готовлюсь вместе с дочерью.
Помню, бабушка мне говорила иногда: вот доживешь до моих лет — поймешь! А ей-то тогда было всего 50 с хвостиком — в то время это считалось уже пожилым человеком. А сейчас в 80 и на шпагат садятся, и с парашютом прыгают. Старости нет — она у нас в головах: бывают ведь и 20-летние старушки.
Иногда на танцах я вижу равнодушных женщин на лавочках. А там музыка такая, что нельзя не танцевать. Подхожу к ним:
— Девочки, а вы чего не танцуете?
— Да какое там! Нам уже по 60.
Или вижу во дворе соседок:
— Девочки, а у вас наряды есть?
— Есть, но куда в них ходить?
Да хоть по двору! Ведь после нас одежду выбросят. Приоделись, губки, бровки подкрасили — и пошли! Смотрю, ко мне прислушиваться начинают, за собой следят — это такая радость! Бог потому так долго меня на земле держит, что я своим оптимизмом и любовью к жизни других людей заряжаю.
