Наталии Мамлиной 33 года, в 16 лет она взяла золото на юношеском чемпионате мира по легкой атлетике и поставила себе цель — попасть на Олимпиаду. В 19 лет она получила инвалидность, а после восстановления начала заниматься плаванием, чтобы выступить на Паралимпиаде. Но и этой цели достичь не удалось из-за отстранения всех российских спортсменов. Сейчас Наталия нашла новое призвание и ведет блог в инстаграме, где рассказывает о табуированных проблемах материнства.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Я родилась в семье спортсменов: папа — волейболист, мама — тренер по легкой атлетике. После моего рождения мама практически сразу вернулась к работе, поэтому на стадионе я была с младенчества. Я восхищалась ей и постоянно говорила, что хочу быть как она — спортсменкой и тренером. Я тренировалась с раннего детства и уже в пять-шесть лет побеждала в детских импровизированных соревнованиях по бегу. К тому же мне повезло с физическими данными: у меня рост 190 сантиметров, длинные руки и ноги, я талантливая.
Я будто родилась спортсменкой — и очень хотела стать чемпионкой.
Легкой атлетикой я начала заниматься в 10 лет — раньше было нельзя: это сложный спорт, поэтому сначала ходила на гимнастику и плавание. Последнее я ненавидела: единственное детское воспоминание из бассейна — я стою на бортике и дрожу от холода.
Кроме легкой атлетики я ничем не занималась. Меня никто не заставлял тренироваться — я сама была помешана на этом спорте и невероятно его любила. Конечно, я хотела пойти на кружки по рисованию, пению или танцам, но все эти занятия казались детскими развлечениями.
На всех соревнованиях у меня были очень хорошие результаты, и уже в 14 лет меня пригласили в училище олимпийского резерва. Все время проходило в подготовке к соревнованиям — будь то чемпионат России или международные старты. Этот период был одним из самых ярких в моей жизни: я тренировалась, ездила на соревнования с банкетами, посмотрела мир и познакомилась с разными людьми. Я не могу представить более интересную и насыщенную юность для себя.
В 16 лет я попала на юношеский чемпионат мира, затем — Европы. Я везде победила и ждала самого главного — Олимпиады.
«Хотя бы во сне я смогла попрыгать и побегать»
В 2010 году я готовилась к чемпионату мира. На тренировке я делала стандартное упражнение — подъем на тумбочку со штангой на плечах. У меня подвернулась нога, и я упала назад. При осевой нагрузке вес штанги сильно давит на плечи и позвоночник, тренеры в такие моменты обязаны страховать, но на деле этого никто не делает — наверное, с подстраховкой все закончилось бы иначе.
Первой мыслью после падения было: «Ну подвернула и подвернула, первый раз, что ли?» Я смогла встать и пройти круг по спортивному залу — с ногой все было нормально, но спина немного побаливала. Вдруг ноги перестали поддаваться мне, и я упала на маты. Вызвали скорую.
Меня привезли в больницу — там не было МРТ. Нам пришлось записываться на снимок в другую клинику, и это затянулось на неделю. После снимка врачи зачем-то ставили мне капельницы и делали уколы, а спортивный реабилитолог вообще посоветовал делать упражнения. Так прошла еще неделя. Как мне потом сказали, с моим диагнозом операцию должны были провести в первые же сутки — тогда не было бы практически никаких последствий. На деле же операцию мне сделали в частной клинике только спустя две недели после падения.
До операции я была уверена, что мне просто нужно немного восстановиться, и я смогу тренироваться дальше. Говорила всем: «Я уже скоро приду на стадион, ждите меня». Когда врачи поставили мне диагноз «перелом позвоночника» и сказали, что ноги я перестала чувствовать из-за сдавленных нервов в каналах, я смирилась, что мне придется лежать в больнице точно не два месяца.
После восстановления от операции меня начали ставить на ноги: я опиралась на брусья руками, видимо, чтобы мозг посылал импульс в нервные окончания и они начали хоть как-то действовать. По реабилитационному центру я передвигалась только на коляске: когда выезжала гулять, мы с другими пациентами устраивали колясочные заезды. Было весело, я не воспринимала ситуацию трагически.
В разных реабилитационных центрах я провела пять месяцев. Затем меня выписали, и с коляски я на восемь месяцев перешла на костыли. Тогда мысли о возвращении в спорт уже ушли на второй план: «Мне хотя бы ходить начать, потом — от костылей избавиться, какой там спорт?» Мозг просто переключился.
Мне часто снилось, как я бегаю и идеально перепрыгиваю через барьеры. Когда я просыпалась, была даже рада: «Хотя бы во сне я попрыгала и побегала». Весь тот период я помню довольно плохо: все настоящее было в тумане, а будущее казалось ужасно неопределенным. Я атеистка, но к богу появилось много вопросов: почему именно я? за что мне это? Прошло уже почти 15 лет, но смирение не пришло до сих пор. Спортсмен никогда не сможет полностью смириться с травмой, мне кажется.
«Раз уж не дошла до Олимпиады, дойду до Паралимпиады»
Прошло два года, я все еще сильно хромала из-за атрофии мышц одной ноги. О своем будущем я не думала, но в 2012 году тренер по паралимпийскому плаванию предложил мне заниматься у него. И я снова пошла в бассейн, такой ненавистный мне в детстве.
На первую тренировку я пришла в раздельном купальнике, в котором занималась легкой атлетикой. Ни слитного плавательного купальника, ни шапочки, ни очков у меня не было. Тогда я смогла проплыть только половину бассейна, однако меня все равно пригласили тренироваться профессионально.
Я согласилась. Признаться честно, сначала паралимпийское плавание мне было сложно воспринимать как полноценный спорт. «Какой это спорт, там же инвалиды — они не могут быть спортсменами», — думала я. Свое мнение я полностью изменила, когда начала ездить на сборы и соревнования: я осознала, насколько это все-таки тяжело.
Для занятий паралимпийским плаванием мне нужно было официально оформить инвалидность. Помню, я сидела в больнице и ждала свою справку, когда рядом женщина вслух сказала: «Да, не думала я, что в 50 лет стану инвалидом». Я улыбнулась ей и сказала: «Я уж точно не думала, что в 20 лет стану инвалидом».
Новый медицинский статус я воспринимала как бюрократическую формальность, нужную мне, чтобы снова начать заниматься спортом.
Однако называть себя инвалидом я не могла и скрывала это, как и то, что я занимаюсь паралимпийским спортом. К тому же я переживала из-за худобы — при росте 190 сантиметров я весила около 45 килограммов, а одна нога была худее другой: я ее прятала и постоянно носила штаны и длинные юбки.
Побороть стеснение мне помог будущий муж. Сначала он просто предлагал повесить инвалидный знак на машину, чтобы мне было проще парковаться. Я возмущалась: «Зачем мне какой-то знак? Чтобы все видели, что я — инвалид? Нет, я молодая, красивая. Какой я инвалид?»
Когда он знакомил меня со своими друзьями, они спрашивали, чем я занимаюсь. Я скромно и коротко отвечала: плаванием. Будущий муж меня подбадривал: «Ну же, говори, каким плаванием ты занимаешься». Он постоянно убеждал меня, что это круто и мне нужно не стесняться и скрывать это, а гордо рассказывать. «Как минимум ты пенсию получаешь — пассивный доход как-никак», — говорил он.
Постепенно паралимпийский спорт я начала воспринимать более спокойно, а потом уже стала гордиться: «Я — спортсменка, я — инвалид». После одних соревнований я смогла купить себе машину, наконец наклеила на нее инвалидный знак и радостная поехала тестировать ее с подружками. Когда мы остановились на светофоре, из машины рядом высунулся парень и сказал: «Нехеровенькая сейчас пенсия у инвалидов». Мы все посмеялись.
Сейчас в блоге я прямо и честно говорю: «Я — инвалид». Я не стесняюсь этого слова, но многие комментаторы пишут: «Ну зачем же ты так себя называешь, [будь] помягче, что ли». А я не хочу помягче — для меня это просто определение в медицинской карточке, ничего оскорбительного.
В плавании у спортсменов с поражением опорно-двигательного аппарата 10 классов: к первому относятся практически не двигающиеся люди, к 10-му — те, у кого есть несерьезные проблемы с позвоночником, суставами или, например, деформирована стопа. Мне поставили восьмой (позже Наталию перевели в девятый класс. — Прим. «Холода»).
Я сразу же открыла список участников в этом классе и нашла чемпионов. «Мне нужно их победить», — подумала я.
Я добивалась хороших результатов на соревнованиях, но в сборную на чемпионат Европы меня почему-то не взяли. Тогда моя спортивная школа в Саратове все-таки помогла мне попасть туда — руководство профинансировало поездку и даже купило костюм для выступления. На чемпионате Европы я получила три серебряные медали и подумала: «Будете знать, как меня в сборную не брать». В жизни появилась новая цель — Паралимпиада. Раз уж не дошла до Олимпиады в легкой атлетике, дойду до Паралимпиады в плавании.
Плавание я всегда воспринимала как работу, которую я сама выбрала, потому что хотела заниматься спортом. Тренироваться мне не нравилось, но от соревнований, адреналина я получала удовольствие. С атлетикой все было по-другому — я занималась ей из большой любви и получала наслаждение именно от этого спорта.
Мне нравилось разнообразие легкой атлетики: ты то бегаешь, то лежишь, то стоишь, то толкаешь, то метаешь, то прыгаешь по-разному — через барьеры, в высоту, через песок в длину, на месте, на тумбочку. В плавании ты просто плывешь: сначала лицом в дно, потом — лицом в потолок, потом опять в дно, и в потолок — и так по новой. Мне никогда не нравилась монотонность.
В 2016 году проходила Паралимпиада. Мы очень долго готовились к ней и уже приехали в Рио-де-Жанейро. Когда пошли слухи о недопуске российских спортсменов, мы себя успокаивали: «Все нормально, все точно будет нормально. Просто тренируемся». Но в итоге нам сказали, что выступать мы не будем (Международный паралимпийский комитет отстранил российскую сборную от Паралимпийских игр в Рио после доклада председателя Всемирного антидопингового агентства (WADA) Ричарда Макларена, в котором он утверждал, что в России была создана система манипуляции допинг-пробами. — Прим. «Холода»).
Я не верила в это — в душе было полное отрицание происходящего. Для российских спортсменов провели альтернативные соревнования, результаты которых сравнивали с баллами тех, кто выступил на Паралимпиаде. Когда стали известны итоги, мне позвонила мама: «Наташа, представляешь, ты — вторая!» Но я понимала: я не вторая. На самом деле ничего не произошло и никакого серебра я не получила. Мне было ужасно обидно. Многие пытались меня приободрить, говорили: «Ничего страшного, вас наградили, деньги дали». Но мы же не ради денег это делали: хотелось медали и признания.
Меня стало преследовать гложущее чувство незавершенности: я не добилась того, чего хотела, уже во второй раз. Я всегда стремилась к Олимпиаде, и постоянно что-то стояло на моем пути: то травма позвоночника, то политика. Я не могла бросить спорт, но и не могла полноценно выступать: российских спортсменов продолжали не пускать на соревнования и было непонятно, когда пустят (россияне смогли принять участие в чемпионате мира по паралимпийскому плаванию в 2019 году, но в 2022 году их снова отстранили из-за вторжения России в Украину. — Прим. «Холода»).
Хотелось идти к какой-то цели — чемпионатам, сборам. Однако идти было не к чему. Я уже не хотела тренироваться, но и бросить не могла — вдруг еще выступлю. Следующие два года я то приходила на тренировку, то нет и в итоге окончательно ушла из плавания.
После этого в бассейне я была от силы несколько раз. У меня больше не было цели в жизни — я искала себя: училась на стилиста по волосам, визажиста, бровиста и даже немного поработала тренером. Травма до сих пор немного напоминает о себе, хоть и на бытовую жизнь, к счастью, никак не влияет: стопа не поднимается полностью, спина периодически болит, я быстро устаю, есть небольшая хромота и боль в суставах, а бегать, прыгать, кататься на лыжах и коньках я не могу вовсе.
Недавно мне дали номер тренера по паралимпийской легкой атлетике. Честно говоря, я даже не знала, что такое есть. По номеру я так и не позвонила, хоть и очень загорелась идеей. Возможно, я бы попробовала, если бы могла с кем-то оставить свою двухлетнюю дочь, но в садик на полный день ее брать отказались.
«Я не была мамой, которая живет только подгузниками»
Когда я забеременела, я окончательно смирилась с тем, что в ближайшие пару лет не смогу вернуться в спорт. Мы с мужем планировали ребенка, но не в тот самый момент. Тогда я часто думала о том, хочу ли ребенка в принципе — может, я вернусь в спорт или займусь чем-то еще. Когда я узнала о беременности, то решила, что готова к детям. Однако, когда родила, поняла, что это не совсем так.
В декрете мне стал интересен блогинг, и я решила заниматься этим серьезно — появилось желание снова обрести цель и чувство значимости. Это стало первым делом с 2016 года, которое мне действительно понравилось.
Сначала я решила вести типичный мамский блог. Я была подписана на другие аккаунты про материнство, видела их контент и приличные охваты. К тому же я не понимала, о чем еще могу рассказывать, кроме как о ребенке: я же никуда не хожу и ничего не делаю, кроме заботы о малыше. Стала рассказывать о своем материнстве, о подгузниках и смесях.
Материнство далось мне тяжело. Было сложно принять, что прежней жизни уже не будет.
До беременности ты свободна, во время беременности тебе все помогают и носятся с тобой, а после родов все резко меняется: у тебя появляется жизнь, за которую нужно взять ответственность.
Теперь все твое существование зависит от того, чего захочет ребенок. Моей дочке сейчас уже два года, но я до сих пор не смирилась с тем, что не могу спокойно выйти в магазин, сходить в туалет и в душ. К тому же моему мужу очень долго приходилось привыкать к отцовству, и его внимания мне не хватало.
Кроме того, после родов я столкнулась с тем, что моя дочь плохо спит. Я не знала, что ребенок может настолько плохо спать. В тот период я не хотела ничего, кроме того, чтобы моя дочь спокойно заснула. Я быстро похудела: из-за недосыпа не было даже возможности нормально поесть. Если у меня была свободная пара часов, я тратила их на сон, а не на еду. Тогда я научилась моментально засыпать: чтобы вырубиться, мне до сих пор нужно просто положить голову на подушку. У меня была хроническая усталость, и я жила будто в прострации.
Мамский блог постепенно начал сходить на нет: я поняла, что не хочу быть зацикленной только на материнстве. Конечно, ребенок — это большая часть моей жизни, но я не хотела быть той самой женщиной, которая живет только подгузниками. Мне важно было понять, что после родов моя личность никуда не делась, я осталась таким же интересным человеком, и транслировать это в инстаграме. Я решила рассказывать о себе: поделилась историями спортивной карьеры и травмы, начала поднимать тему инвалидности.
Мне кажется, для многих женщин воспитание ребенка становится смыслом существования, в результате они теряют себя и свою целостность.
Например, сейчас я с командой обучаю других женщин вести инстаграм, и многие из них при выборе никнейма пишут, например, «Мама Романа». Я объясняю им, что нельзя всю жизнь быть только мамой Романа, но они настойчиво пытаются оставить такой ник и ограничиваются единственным определением себя — «мама». Они будто бы теряют личность, имя и фамилию и становятся просто «мамой Романа».
Я продолжила говорить в блоге и о материнстве, однако стала делать это более искренне. Я решила не вгонять себя в рамки, а быть честной — в том числе писать о проблемах в воспитании дочери. Я начала рассказывать о том, что могу устать от ребенка, что отдаю ее в садик рано, что иногда оставляю у мамы или могу уехать отдыхать без нее. В комментариях люди пишут, что я плохая мать, что нельзя уставать от ребенка, жаловаться, просить помощи и вообще «зачем рожала?» Меня это не задевает: иногда я отвечаю серьезно, чтобы у человека проснулась совесть, иногда просто отшучиваюсь.
Многие матери пытаются казаться идеальными. Наверное, поэтому, когда они видят мои видео, у них появляется сопротивление и ненависть. Я ведь просто пытаюсь облегчить воспитание ребенка, а в их понимании если ты родила, то должна кайфовать. Но ведь так не у всех.
«Роди ребенка, все пройдет»
В инстаграме есть и мамы, которые рассказывают о проблемах — например, о коликах. Но даже они постоянно пытаются скрасить ситуацию и сказать что-то милое: «У нас колики, но я все равно безумно счастлива!»
Трансляция идеальной картинки плохо сказывается на других родителях: они могут начать думать, что их материнство проходит как-то не так.
Я думаю, нужно говорить и о проблемах, чтобы другие люди не ощущали своей «неправильности», не начинали бессмысленно копаться в себе. Мне часто пишут комментарии в духе: «Спасибо, что рассказали об этом. Теперь я поняла, что такая проблема есть не только у меня».
Табуированность проблем материнства идет еще из советских времен, когда нельзя было ничем делиться, ведь надо «не выносить сор из избы» и «счастье любит тишину». Молчите, держите в себе и тихо плачьте в подушку. Сейчас наконец начинает освещаться и другая сторона материнства — например, стали больше говорить о послеродовой депрессии. И даже про это многие люди говорят: «Это просто неадекватная мамаша, которая сходит с ума со скуки и напридумывала себе что-то». Они не понимают, что послеродовая депрессия — это следствие того, что проблему не заметили вовремя, женщине не помогли и не поддержали.
Большую роль играет навязывание семейных ценностей. Большая семья — это классно, но мне кажется, что она должна создаваться от души, а дети появляться — по желанию родителей. Например, я очень хочу вторую дочь — но не для того, чтобы просто родить побольше. Я знаю, насколько классно иметь сестру, и для своей дочери хочу того же. Люди не должны чувствовать необходимости просто плодиться.
К тому же общество воспринимает рождение ребенка как панацею от всего: если проблемы в семье, разногласия с мужем — «роди ребенка, все пройдет». Если тебе тяжело с одним ребенком, ты страдаешь и мучаешься — «роди второго, все точно пройдет».
Многие женщины рожают, чтобы залатать свои душевные раны, они думают, что благодаря этому у них не будет времени думать о проблемах. Логично, что в какой-то момент они озлобляются на весь мир. Если ты не умеешь ничего, кроме как рожать, понятно, что ребенок для тебя станет центром вселенной. Они живут только ребенком и их злят те, кто так не делает, — например, я.
Жить только ребенком неинтересно: мир большой, и он не должен крутиться вокруг одного человека. В мире происходит много интересных вещей. Мне кажется, ребенок — это компаньон в изучении мира. Например, недавно в своем родном городе я гуляла по парку с дочкой, а потом мы пошли кататься на детском паровозике. Помню, я в позднем детстве мечтала на нем прокатиться, но не могла — уже была слишком большой. И вот моя мечта сбылась.
Ты показываешь мир маленькому человеку, познаешь мир заново, переживаешь новые — иногда забытые старые — эмоции, учишь его, делишься с ним. Это и есть воспитание. Например, моя дочка недавно увидела огромный трактор, и я предложила подойти поближе и рассмотреть его. Она была безумно рада ему, как чуду какому-то. Мне трактор казался таким обычным и непримечательным, но с ребенком я стала смотреть на мир ее глазами — по-новому и с восхищением.
Кроме того, интересно наблюдать, как человек растет, развивается, начинает мыслить и проявлять интерес к миру. Как бы ни было тяжело, все трудности перекрываются невероятной любовью к ребенку и его любовью к тебе.
