Практически каждую неделю российские политики в эмиграции объявляют о создании нового альянса. 15 ноября Дмитрий Гудков сообщил о том, что в Брюсселе уже начал работать неизвестный прежде Секретариат европейских россиян, недавно «Холод» разбирался в целях и методах движения «Гражданский совет», регулярно обновляется информация о «партизанском движении» Ильи Пономарева. Поэт и публицист Иван Давыдов долго это терпел, но сейчас терпение кончилось.
Эмиграция — это ведь что-то такое из кино про Гражданскую войну, да? Перепуганные дамы и господа с узлами и баулами карабкаются на последний пароход, расталкивая друг друга. Кто-то падает в воду со сходней. Изысканного вида офицер, роль которого исполняет Владимир Высоцкий, целится из маузера в коня. Конь плывет за кораблем. Вот пуля пролетела, и ага.
А, нет, не ага. Это все всерьез, по-настоящему, с нами и совсем не так, как в кино. Вроде бы — я смотрю на происходящее из Москвы — не так уж и сильно изменилась жизнь. Все так же перебрасываемся шутками в мессенджерах. Правда, теперь не позовешь приятеля пропустить рюмочку вечером, но это же Москва. Мы и раньше месяцами собирались, договаривались, вздыхали, что редко видимся, переносили назначенные встречи — у всех ведь всегда какие-нибудь дела… Но одно дело знать, что можно, пересилив лень и занятость (есть ли разница), все-таки увидеться, и совсем другое — понимать, что увидеться, возможно, никогда уже не доведется.
Я везучий, у меня вменяемые друзья. И здесь, и не здесь. Я принимаю их выбор, они принимают мой. Серьезных причин для душевных травм хватает и без того, незачем их множить, плодя взаимные упреки. Однако при всей искренней и взаимной любви некоторое недопонимание все-таки намечается. Опыт разный, проблемы разные, суп жидкий, жемчуг мелкий. Глупо мериться страданиями: вырвать себя из привычной и обустроенной жизни, начинать все с нуля (в основном ведь бегут не дети), встраиваться в чужой мир совсем не легко. Могу себе представить. Но и остаться, помня постоянно, что в любой момент государство может сломать тебе жизнь и защититься от этого нельзя, — тоже, знаете ли, не сахар.
Мы не знаем, как сложится жизнь и здесь, и не здесь. Я вот пишу это все сейчас — 15.11.22, 23:39 по Москве, — а параллельно читаю новости из Польши. И думаю, что, вполне может быть, все мои писания уже к утру не будут иметь никакого значения. Все кончится не так, как обещал Апокалипсис. Из-за какого-то красного трактора. Ну, спасибо тебе, поросенок Петр. Я не знаю, а вы, если читаете, знаете. Если читаете — значит, обошлось, и все-таки есть еще, о чем поговорить.
Планировать что-либо нынче — дело совсем бессмысленное, но почти все мои уехавшие (я их ласково называю «поехавшими», кажется, они не обижаются, хотя кто знает) планируют однажды вернуться. Собственно, даже слова «эмиграция» избегают. А модным словом «релокация» разбрасываться вкус не позволяет. Уехали. Вернутся. Я, кстати, жду и встречу с радостью, если буду жив и на свободе. Есть теперь в России такие обязательные оговорки.
Мне кажется, это важный момент — отсутствие принципиальной установки на полный и окончательный разрыв с отечеством. Тех, кто решил уехать навсегда, тоже, впрочем, не сужу — выбор как выбор. Несколько лет назад, когда мир был открытым, мы бы и разговаривать про такое не стали. Но сегодня мне интересны те, кто все-таки собирается вернуться.
Режим и до всякой «спецоперации» последовательно и успешно выдавливал оппозиционных политиков из страны. Но что-то теперь изменилось (вообще-то, все теперь изменилось). Раньше не было невидимой, но почти непреодолимой стены между «здесь» и «там», а теперь есть. Возможно, поэтому некоторые политики из числа оказавшихся «там» развивают невиданную прежде активность. Создавать правительства в изгнании — вообще любимая эмигрантская игра.
Сначала, кажется, была идея выдавать «паспорта хороших русских». Вполне себе комическая и по умолчанию касавшаяся только уехавших. Посмеялись, забыли. И вдруг потоком пошли новости о попытках создать за границей разнообразные институции с претензией на то, чтобы, во-первых, учить правилам жизни тех, кто остался, а во-вторых — прийти и возглавить освобожденную Россию, когда она каким-нибудь неизвестным науке образом освободится.
Тоже, конечно, весело, но уже чуть меньше. Бесконечные слеты в Вильнюсе. Съезд народных депутатов в Яблонне (это Польша, опять Польша). Секретариат европейских россиян в Брюсселе. Гражданский совет — непонятно где. Пора бы и Конгрессу русских общин появиться, но пока почему-то не появился. Ждем.
Мелькают хорошие люди, мелькают привычные. Хорошие люди говорят грустные и красивые речи. Привычные — зовут на бой. Внутри и вне страны. Описывают грядущие победы. Намекают более или менее прозрачно, что оставшиеся тут, внутри, плохо борются. Надо бы лучше. Ну и, конечно, все уверены, что стране просто необходимы руководящие органы и им сама судьба велит страну возглавить.
Еще составляют манифесты и подписывают декларации, но это — самая безвредная часть. С призывами к борьбе — сложнее. Понятно, что можно красиво расписывать подвиги легионов, сформированных самопровозглашенными правителями и отправленных биться за нашу и вашу свободу. Да, никто их не видел, но маскировка ведь едва ли не важнейший для опытного солдата навык. Иное дело — призывы к оставшимся в России. Неважно, откликнется ли кто-то на них, важно, что их заметят все репрессивные органы и будут приписывать своим жертвам еще и сотрудничество со съездами, конгрессами, конференциями и даже, возможно, симпозиумами борцов за народное счастье. С понятными последствиями.
По крайней мере, так принято думать, и эти мысли не раз уже озвучивали. На самом деле репрессивным органам не нужно дополнительной помощи, чтобы расправиться с любыми оставшимся. Был бы человек, а дальше знаете. Тут важна только недобрая воля карателей, остальное все — вроде вишенки на торте. И уж конечно, никто из участников всех этих съездов никому из проживающих в России ничего не должен.
Вернее, нет, не совсем так. Тут кое-что зависит от целеполагания. Если цель — закрепиться в Европе, оседлать волну вполне понятных настроений и обзавестись наконец бумажкой, свидетельствующей, что ты — хороший европейский русский (но только чтобы это была окончательная бумажка! фактическая! броня!), — то можно называть себя хоть съездом настоящих депутатов, хоть свитой государя императора, можно врать про легионы борцов и обращаться к людям по ту сторону границы с любыми призывами и с любыми упреками. Что-нибудь да сработает, заметят, похвалят. Не исключено, что подкормят.
А вот если цель — реанимировать политику в России, то это стратегия провальная. Любые объединения — благо, но ровно до тех пор, пока их участники не начинают рассуждать о своей исключительности. Ну и главное — если хочешь остаться политиком, надо иметь в виду, что придется возвращаться в Россию. Скорее всего, не на броне «Абрамса» (M1 Abrams — основной боевой танк США. — Прим. «Холода»). «Абрамс» в Россию не поедет. И разговаривать, и договариваться придется даже не с людьми оппозиционных взглядов, а с теми, кого по умолчанию записывают в сторонники путинизма. С невидимым и непонятным большинством. Если ставка — будущее, то стоит хотя бы изображать уважение к этому самому большинству, симулировать интерес к его судьбе (допустим, на реальные чувства талантов не хватает). Ну и с упреками — поаккуратнее. И о чужой безопасности хоть иногда задумываться.
С упреками вообще интересная вещь, господа бывшие (или настоящие?) депутаты. Агитаторы, горланы и главари. Кто же это у нас с режимом плохо боролся, если вы — в Европе после всего, что между вами и режимом было? Нет ли во дворце в Яблонне, случаем, зеркала? Должно, наверное, где-то быть.
Легко понять, почему уезжает журналист. Важно иметь возможность говорить правду, не выбирая слов, не думая постоянно о разной дряни: не забыл ли ты в скобках упомянуть, кто иноагент, не использовал ли случайно запретный термин, не процитировал ли представителя нежелательной организации (еще и зная при этом, что соблюдение всех правил ни от чего не защищает, потому что если власть захочет тебя сожрать, то сожрет, наплевав на правила, которые сама же и выдумала). А вот у тех, кто претендует на право быть политиками, — свои сложности. Непонятно, можно ли остаться политиком, не рискнув свободой.
Адрес, по которому сейчас прописана настоящая российская политика, помните? Записывайте: Владимирская область, поселок Мелехово, колония строгого режима ИК-6. И эту ставку никакими съездами не перебить.