Война в Украине длится уже 265 дней. Все это время мы пишем о людях, которые пострадали от российского вторжения. «Холод» вспоминает их истории и рассказывает, что изменилось в их жизни.
«Пока боль сильнее остальных эмоций»
В середине июля центр Винницы обстреляли российские военные — погибли больше 20 мирных жителей. Одной из них оказалась четырехлетняя девочка с синдромом Дауна Лиза Дмитриева. От удара пострадала и ее мама — 33-летняя Ирина Дмитриева. Она находилась в больнице в тяжелом состоянии и в первые дни после трагедии не могла вспомнить о смерти дочери. «У нее, наверное, шок, потому что она же мне сказала, что Лизы больше нет. Она, наверное, забыла. У нее [что-то] с памятью произошло. <…> Дочка в нее всю душу вкладывала. Я не знаю, как она переживет. Это просто ее жизнь была», — рассказывала бабушка Лизы Лариса сразу после обстрела Винницы.
В августе Ирина Дмитриева писала, что не может поверить в смерть дочери: «Все, что нужно, — это время. Но пока не хочется верить, это как страшный долгий сон». Тогда же Ирина побывала на месте, где в них с дочерью прилетела ракета. Взрыв она вспоминала так: «Мы одновременно с Лизой подняли голову вверх, прямо над нами летела ракета — очень большая. <…> После — сильный взрыв, земля задрожала. <…> Потом увидела свою любимую дочь, ее разорванное тело… Еще пару минут я бегала, искала людей, чтобы помогли вытащить Лизу из коляски. Вокруг стояла мертвая тишина. Я села и начала кричать. Затем я почувствовала сильную боль и увидела, как на землю льется кровь, я начала задыхаться».
В сентябре Ирина писала, что 14 июля ее жизнь разделилась на «до» и «после»: «Я бы все в жизни отдала, чтобы Лиза была в моих объятиях, и мы продолжали жить своей прекрасной жизнью! <…> Сейчас мы все похожи: страдаем от рук врагов — морально или физически. И стремимся к одному — скорейшей победе нашей страны».
В октябре Ирина рассказала, как в реанимации ей привиделась Лиза и как они с ней «говорили»:
— Пожалуйста, забери меня с собой, я не хочу жить без тебя, Лиза! Я с собой что-нибудь сделаю, убью себя… Я не хочу жить…
— Тогда мы точно с тобой не встретимся. Сейчас не твое время, мама, мы обязательно с тобой увидимся, но позже.
— Когда? Я не хочу потом, хочу уйти сейчас с тобой, Лиза… Не хочу жить…
В ноябре Ирина рассказала, что получает много сообщений от подписчиков в инстаграме, которые признаются ей, что в подобной ситуации они бы не смогли жить дальше. «Я тоже об этом думала, выдергивала трубки в реанимации, а потом планировала, как именно это будет… Я ненавидела врачей, которые меня спасали, — писала она. — У меня нет планов на будущее. Не знаю, куда идти и чем заняться. Живу здесь и сейчас, в моменте. Пока боль сильнее всех остальных эмоций. Но я справлюсь, обещаю».
«Упорно не хотят говорить, что Россия разбила их дома бомбами»
Президент не работающего телеканала «Мариупольское телевидение» Николай Осыченко родился в Донбассе, а в 2019 году переехал в Мариуполь. В начале войны Осыченко провел три недели в осажденном городе без электричества, воды и тепла, после чего вместе с семьей и командой с телевидения переехал в Запорожье, рассказывал он «Холоду» в конце марта.
В октябре Осыченко вновь пришлось переехать — на этот раз в Киев: в Запорожье стало находиться небезопасно. «Через день, как я вывез свою семью в Киев, четыре ракеты попали в место, где жила моя команда. Благо, все выжили, — говорит Осыченко. — Поэтому я вывез всех своих сотрудников, их детей, родителей, животных в Киев».
Сейчас Осыченко в столице и вместе с командой записывает интервью уехавших из города мариупольцев. «Мне запомнилась история дедушки, бабушки и их шестилетней внучки, — говорит он. — Они были в Драмтеатре всей семьей — вместе с родителями внучки и ее двухлетней сестрой (16 марта 2022 года российские военные нанесли авиаудары по Драматическому театру в Мариуполе, который служил бомбоубежищем, — погибли около 300 человек. — Прим. «Холода»). От удара погибли родители этой девочки и ее двухлетняя сестра, а она это все видела. Я эту девочку попытался обнять, когда мы записывали интервью, и эта ее боль передалась мне. Я понял, что она всю жизнь будет жить с воспоминаниями, как папа с мамой и сестричка задыхались от упавших бетонных плит».
Николаю Осыченко удавалось пообщаться и с оставшимися в городе мариупольцами. Он говорит, что единицы из них понимают, что в таких условиях, как в Мариуполе, жить нельзя. «У некоторых есть веские, на их взгляд, причины для того, чтобы не уезжать. Например, они находятся там с лежачими бабушками и дедушками и не могут их оставить. Некоторые боятся, что не смогут найти себя в другом месте», — рассказывает Осыченко.
Большинство оставшихся людей, по его словам, никуда уезжать не хотят. «Люди звонят своим родственникам, друзьям, знакомым и всячески агитируют их вернуться назад. Они рассказывают, что все налаживается: строятся новые дома, куча рабочих мест, все супер. Но я слышал от нескольких людей, что за такого рода звонки оккупационные власти готовы платить: кому-то платят деньгами, кому-то — едой (у редакции нет подтверждения этой информации. — Прим. «Холода»), — говорит он. — Эти люди за восемь месяцев настолько пропитались пропагандой, что действительно верят, что сейчас стало лучше, чем было до 24 февраля. Что пришла Россия и начала строить им новые дома. Но при этом они почему-то упорно не хотят говорить о том, что до этого Россия разбила их дома бомбами».
«Людям сейчас не до донатов на какие-то приюты: все поддерживают военных»
В 2012 году Настя Марципан переехала из Москвы в Николаев и основала там приют для больных и травмированных животных «Взгляд». В конце февраля она рассказывала «Холоду», как ей вместе с мамой удается ухаживать за десятками больных животных в условиях войны.
«Большинство моих друзей покинуло Николаев, но они продолжают поддерживать меня и приют дистанционно: делают репосты, время от времени — [присылают] донаты. Но, конечно, тяжело, потому что там у людей другие проблемы. Нельзя сравнивать проблемы беженцев и проблемы тех, кто в городе остался», — говорит Марципан.
После начала войны она стала помогать и пострадавшим от обстрелов животным. Например, сейчас в приюте живет кот Барашек: его спасли после очередного обстрела в мае. «Кот на удивление выжил, но сильно обгорел, и у него со временем развились психологические проблемы. Но мы его вылечили», — говорит Марципан. По ее словам, большая редкость, когда животному удается выжить после обстрелов: они быстро истекают кровью. «Я работала с одной такой собакой. Осколок ракеты попал в лапу, лапу отсекло, и началось очень сильное кровотечение. МЧСники не прошли мимо, наложили шину, передали собаку мне, и уже я держала этот обрубок лапы, пока врач зашивала сосуды», — вспоминает Марципан.
Сейчас в Николаеве количество бездомных животных сильно увеличилось: спасаясь от войны, люди бросают своих питомцев. Марципан решила не уезжать из города, но она хочет вывезти приют в более безопасное место. «Вопрос в том, куда вывозить. За границу не рыпнешься, потому что суммарно у нас в районе 70 животных, — говорит она. — Я открыла сбор: хотела купить какой-то домик. Мы собрали несколько тысяч долларов, но, естественно, на это ничего не купишь. Этот сбор так и висит, он актуальный».
«Взгляд», как и многие другие приюты в Украине, до войны покупал корма для животных в Херсоне. Но после оккупации города российскими войсками это стало невозможным.
«Сейчас начали появляться аналоги кормов, и стало немного легче, но на все безумно выросли цены, — говорит Марципан. — Если раньше мешок корма я покупала за полторы тысячи гривен (это две с половиной тысячи российских рублей. — Прим. «Холода»), то сейчас этот же мешок корма стоит две. Если бы нам нужен был один мешок — это не так критично, но нам нужно около 10 мешков в месяц. Естественно, поддержка приюта спала. Людям сейчас не до донатов на какие-то приюты: все поддерживают военных».
По словам Марципан, жизнь в Николаеве не особенно меняется: обстрелы как были, так они и есть. «Это все еще очень небезопасное место, но, слава богу, мы все еще живы», — говорит Марципан. Вместе с мамой они уже начали готовиться к зиме: делать запасы технической и питьевой воды, еды — как для себя, так и для животных.
«Все зависит от прилетов»
Алина Жук — стюард поезда на рейсе Киев–Львов. В апреле она рассказывала, как работала железная дорога в первые дни войны: «Платформы забиты полностью, люди пытаются попасть в любой поезд. Поезд приезжает из Львова в Киев, нам ехать в депо, а люди пытаются войти».
Сейчас, говорит Жук, ситуация стабилизировалась, но многие украинцы все еще уезжают за границу. «Все зависит от прилетов. [Если начинаются обстрелы] людей берет страх, и они опять выезжают», — говорит Жук. Из-за того что сейчас по всей Украине проблемы с электроэнергией и водой, украинцам опять приходится покидать свои дома. «Но все равно люди возвращаются. Кто-то на пару недель, кто-то — окончательно, — рассказывает она. — На Харьков, например, поезда полные, а не так, как было в первые дни войны, — когда едет один-два человека».
«Хочу пожелать, чтобы дети не знали слова “война”»
В начале марта многие СМИ опубликовали фотографии, на которых девушка на последнем месяце беременности спасается из разрушенного здания. Ей оказалась 29-летняя Марианна Вышемирская, бьюти-блогер родом из Донбасса. Эти кадры стали одним из символов войны. Тогда российские государственные СМИ обвинили Вышемирскую в том, что она актриса, подставная, мнимая «жертва». При этом сама Вышемирская подтвердила, что она действительно была беременна и находилась в родильном отделении мариупольской больницы №3.
Вышемирская выжила и через несколько дней после обстрела родила дочь Веронику. «Я хочу пожелать всем на Земле, чтобы ваши дети не знали слова “война”, чтобы ваши отцы, мужья, сыновья и братья всегда возвращались домой, чтобы в вашей душе царила любовь», — написала она в инстаграме через месяц после рождения дочери.
После своего появления в новостях Вышемирская дала только два интервью, оба в апреле: одно пророссийскому блогеру Денису Селезневу, второе — Би-би-си, но тоже через Селезнева. Тогда многие засомневались в том, что она искренне отвечала на вопросы: Вышемирская отрицала версию украинских властей об ударах по роддому и допускала возможность провокаций со стороны Украины.
В том же месяце Вышемирская заявила, что она — аполитична и не разрешала ее фотографировать у разрушенного роддома.
Сейчас Вышемирская, судя по геотегам в ее блоге, живет в оккупированном Донбассе и продолжает вести свой бьюти-блог в инстаграме и телеграме, называя себя «бьюти-подружкой», но при этом рассказывает и о политических новостях. Например, о том, как в Совете Федерации наградили детей-героев из Донбасса, о том, что «минимальный размер оплаты труда в ДНР увеличился почти что наполовину», или говорит, что «обвинения в адрес Ирана со стороны стран блока НАТО выглядят очень лицемерно и двулично», и комментирует гибель Дарьи Дугиной, дочери идеолога «русского мира» Александра Дугина.
«Я пыталась вернуться к обычной человеческой жизни»
В первый день войны Каролина Перлифон вместе с мамой Ириной поехала за продуктами в Харьков. Возвращаясь домой, они попали под обстрел. Мать Каролины погибла. «Мы жили хорошей жизнью: работали, строили какие-то планы. 24 февраля мы с мамой планировали пойти в кино. Еще война толком не началась, а ее уже убили. Мне кажется, она была первым гражданским человеком, которого убили», — рассказывала Перлифон «Холоду» в апреле. Сейчас украинские власти расследуют убийство матери Каролины, говорит она, и в ближайшее время дело передадут в суд. «Хоронили без нас, естественно: 42 дня мы вообще не могли никуда выехать», — рассказывает Перлифон.
Первые дни войны Каролина жила вместе с отцом в их доме в Харьковской области без электричества и воды. Ее мама держала собачий питомник, и ей пришлось заботиться о 50 животных. 7 апреля отец убедил Каролину все же уехать в Полтаву: находиться в доме было небезопасно из-за постоянных обстрелов. С собой она тогда взяла маленьких собак и одного алабая. Крупные собаки остались дома с ее отцом.
Сейчас Каролина Перлифон по-прежнему находится в Полтаве, но говорит, что в скором времени уедет в Европу к своему молодому человеку. «Только к концу лета у нас получилось перевезти собак в Полтаву, — рассказывает она. — Поселок наш мертв: там до сих пор нет ни электричества, ни воды, поэтому жить там невозможно. Но и в Полтаве не легче. Почти месяц у нас отключают свет. Не так просто стало жить, как летом. У нас и прилеты есть, постоянные тревоги».
Первый месяц после переезда Каролина «просто приходила в себя». «Я пыталась вернуться к обычной человеческой жизни: я не могла наладить свой график, у меня сильно сбился сон, я ничего не успевала, потому что очень много что навалилось, нужно было ездить по городу решать проблемы», — рассказывает она. В Полтаве она поселилась вместе с собаками в доме, где тоже были животные, и ей одной пришлось заботиться и о них.
К ноябрю у Каролины остались шесть алабаев, 10 маленьких собак и одна кошка: остальных отдали новым хозяевам. Она планирует оставить животных с отцом, и, если получится, позже вывезти их в Европу.
«Мое моральное состояние не очень. Я переехала в этот город, и здесь столько на меня свалилось. Я хочу быстрее отсюда уехать: на меня давит обстановка», — говорит Перлифон.
«Я смотрел в эти лица и не мог им простить»
Россиянка Екатерина Волкова переехала в Киев в 2013 году. Там она познакомилась со своим будущим мужем Алексеем Никитиным. В марте 2014 года, через пару месяцев после знакомства, они поженились. Вскоре в семье родилась дочь Женя. Спустя два месяца после начала войны примерно в 20 метрах от квартиры Никитиных прилетела ракета. В тот момент Екатерина с дочерью были в Словакии, а Алексей — дома, но все обошлось. Утром 26 июня Россия вновь ударила ракетами по Киеву. Одна их них опять попала в дом Никитиных. На этот раз для семьи удар закончился трагедией: Алексей Никитин погиб, а Екатерина с Женей оказались в больнице с травмами.
Про смерть отца Женя узнала быстро, говорит Екатерина. «Она понимала, что никто вокруг не говорит про папу, и, наверное, это что-то значит. Когда она услышала от меня, что случилось с папой, плакала. [Потом] не выражала никаких эмоций, — рассказывает Волкова. — Где-то через неделю-две эмоции начали выходить. Женя могла прийти домой с тренировки, ворваться ко мне в комнату в слезах: “Я скучаю по папе, я его вспоминаю, я хочу сейчас к папе”. И так 20-30 минут. Сейчас все спокойнее».
После смерти мужа Екатерина с дочерью стали жить со свекровью. «Мне помогало держаться, что есть мама, которой, мне кажется, еще тяжелее, чем мне и Женьке. Друзья, Лешин брат, его близкие друзья к нам приезжали каждый день», — рассказывает Волкова.
За это время Екатерина подала документы на получение украинского гражданства и сейчас ждет решения от властей. Желания приехать в Россию, где у нее осталась семья, у Волковой нет: «Была песня “Наутилуса” — “Я смотрел в эти лица и не мог им простить”. Я не могу сейчас представить, что я приезжаю, хожу среди людей и понимаю, что многие поддерживают то, что происходит. Для меня это равно соучастию».