На прошлой неделе в Москве задержали сооснователя «Диссернета» Андрея Заякина. Почти 10 лет Заякин и его коллеги рассказывают о масштабной фальсификации, в которой участвует российская власть: судьи, сотрудники силовых ведомств, ректоры вузов и даже министры последовательно занимаются плагиатом и заимствуют чужие научные изыскания вместо того, чтобы проводить свои. Проще говоря — занимаются туфтой. О том, как фейковые научные работы в конечном итоге и приводят к катастрофе, «Холод» поговорил с социологом Александром Давыдовым, одним из авторов книги «Этнография туфты: кто и как пишет заказные учебные работы в России».
Александр Давыдов — социолог и исследователь. Окончил Кемеровский государственный университет и после учебы сам несколько лет писал заказные работы. В книге «Этнография туфты» Александр и его соавтор Павел Абрамов записали серию интервью со всеми участниками процесса производства учебной туфты: студентами, преподавателями и скрипторами — авторами таких работ.
Как бы вы кратко определили — что такое туфта?
— В своей книге о ГУЛАГе Энн Эпплбаум рассказывает историю о том, как в одном из лагерей нужно было сдать норму по поваленному лесу. Тогда начальники приказали делать свежие спилы у старых дров и так отчитались за большее число кубометров.
Предельно упрощая, туфта — это использование заведомой неправды для достижения важных для системы показателей. И работает она за счет того, что системе эти дутые показатели реально нужны.
У вас в книжке описана такая диспозиция: и автор заказной работы, и ее заказчик-студент и, очень часто, преподаватель, который ее проверяет, — все знают о том, что производят туфту. Почему они все с ней согласны? Зачем она вообще им нужна?
— Те преподаватели, с которыми мы говорили, как правило, описывали две картины мира. Часть из них смотрят на всю систему скептически — они вообще не верят, что в ее рамках можно кого-то чему-то научить: «Люди в вуз приходят не для того, чтобы получить знания». Другие — чуть оптимистичнее: они, как правило, выделяют для себя группу студентов, некое ядро, с которым они занимаются всерьез. Но опять же, большинство студентов у них учится не для того, чтобы освоить те компетенции, что у них описаны в дипломах.
Вполне естественно, что студенты начинают искать в этом какое-то другое, «подлинное» содержание. Каждый находит внутри системы свои собственные интересы: кому-то корочка нужна, кто-то набирает себе какие-то социальные связи, кто-то просто зарабатывает. Так люди встраиваются в систему и начинают участвовать в туфте.
Получается, что реальные цели участников этой цепи вовсе не те, что заявлены. Только скрипторы — люди, которые за деньги пишут чужие работы, — делают нечто, соответствующее ими же декларируемым задачам.
Почему скрипторы являются частью туфты? Они-то ведь как раз действительно что-то пишут.
— В нашей книжке есть такой вопрос: чем отличается заказная работа от студенческой? Формально — вообще ничем. Но в сущности они совсем разные с точки зрения методологии. Хорошая заказная работа — это правильное оформление, нужный уровень «уникальности», соответствие теме. А хорошая студенческая работа — это прежде всего живая мысль студента. Технически предмет один и тот же, но по функционалу — совсем разные вещи.
В чем же тогда «сущность» работы? Есть ли у нее какая-либо ценность сама по себе или это просто инструмент для академической приемки?
Самосознание скриптора здесь играет ключевую роль. Он ищет внутреннее обоснование тому, чем занимается. Подсознательно человек всегда стремится для себя объяснять свои действия.
Именно через таких людей туфта становится социальным институтом, продолжающейся практикой. Каждый на своем месте хочет работать на какой-то понятный ему результат. В академической среде это реализуется через скрипторов, в правоохранительной системе — через оперов, которые в связке со следователями и судьями штампуют, например, уголовные дела за репосты либо с очевидно выбитыми показаниями.
Дело не в самой по себе лени или жадности, а скорее, в глубинном убеждении, что, например, этические принципы — вещь совершенно абстрактная и уже потому ложная.
«Правила существуют для того, чтобы их нарушать» — вы об этом? Получается, туфта помогает совершить этот мысленный скачок — от невыполнимых требований к приемлемому результату?
— Концепт туфты, как мне кажется, приводит нас (извините за теоретизирование, но здесь это важно) к идее Маркса о том, что «идеология — это ложное сознание». Та или иная большая мировоззренческая картина априори ложна. Мы ее используем как искусство обманывать.
Для меня туфта — одно из ключевых понятий общества красной теологии. Извините, если это звучит чуть муторно: как и у любого человека, который много писал в стол, у меня сложная система взглядов. Для простоты можем сослаться на книжку Юрия Слезкина «Дом правительства», где он говорит о том, что большевики — милленаристская секта (группа людей, члены которой верят в фундаментальную трансформацию общества, после которой «все изменится»: например, в апокалипсис. — Прим. «Холода»).
Грубо говоря, в этой теологии существует некий властный порядок, до сих пор действующий на большой части территории бывшей Российской империи. Этот порядок порождает ряд паттернов поведения, паттернов мысли. И один из таких паттернов — это как раз туфта.
Насколько ваше исследование соотносится с тем, что делает «Диссернет»?
— Прежде всего, у нас немного разные ниши: мы исследовали высшее образование, а они работают уже по науке. Но пересечения есть. Многие люди с купленными диссертациями делают академическую карьеру, и понятно, что, став ректорами, они в вузах так или иначе начинают производить туфту, так сказать, как онтологию (учение о порядке вещей — Прим. «Холода»).
«Диссернет» в буквальном смысле демонстрирует, кто есть кто. И соответственно, выводится наружу, рефлексируется и осмысляется вся эта туфтяная инфраструктура.
Возвращаясь к истории вопроса, к примеру с бревнами у Эпплбаум — для кого производится эта туфта? Разве не все участники процесса понимают, что цифры дутые: и те, кто заново спиливал, и те, кто писал цифры, и те, кто потом их читал?
— Все начинается с тех, кто спускал этот план сверху вниз. Я бы предположил, что люди, которые его придумывали, тоже обманывали, производили туфту. Допустим, какой-то средний гулаговский начальник считал примерно следующее: ну, мы же строим новое общество — давайте я цифры поставлю повыше, а на еде для заключенных сэкономлю побольше. Само руководство обманывает себя, формулируя требование, которое невозможно выполнить.
На мой взгляд, в первые 10-15 лет советской власти гнать туфту было сложнее — никто еще толком не знал, как будет работать это новое общество. К концу же 1930-х начальники на местах в этом разобрались, сложилась партийная иерархия, и люди начали понимать, как можно этим заниматься. В 1960-е основные субъекты социальной жизни в СССР уже структурировались в довольно прочные сообщества — отраслевые и региональные. Соответственно, инструментарий туфты стал уже вполне легитимным.
В 1975 году в Московском театре сатиры вышел спектакль по пьесе «Пена» Сергея Михалкова — про большого начальника с именем, которому нужна диссертация. В 1979-м по ней вышел фильм с Папановым и Куравлевым, что тоже говорит о многом: для периода позднего Брежнева туфта — это как минимум то, что широко известно и обсуждается.
На мой взгляд, и решение о вводе войск в Афганистан принималось в рамках онтологии туфты — у Политбюро даже не было кворума в тот день, то есть высший орган партии принял важнейшее решение, забив на свои же протокольные требования.
Об отношениях войны и туфты, как правило, говорят несколько вещей. Первое: война — самый простой способ скрыть туфту. Поэтому горят склады с военным оборудованием — чтобы нельзя было проверить, что его не было. Поэтому на передовой из пяти танков на ходу только три, а полностью работает только один — и так далее. «Война все спишет». В том числе долгие годы производства туфты. Второе полностью противоречит первому: в войну туфта невозможна, война вскрывает весь этот мир, она все делает видимым.
— Вернемся к позиции и идентичности человека. Сошлюсь на телеграм-канал «Воля» — они много писали о том, что в первые месяцы войны боеспособные части самопровозглашенных ДНР и ЛНР были практически уничтожены. Солдат гнали в лобовые атаки, их очень плохо обеспечивали, ими ужасно командовали. Тем самым люди, занимавшиеся военным снабжением, покрывали свои недостачи и долгие годы туфты. Это позиция людей внутри системы, чьи ценности и задачи с задачами и ценностями системы не сопрягаются. А конкретный человек — солдат: у него совершенно другие цели, он часть сражающегося субъекта.
Обращусь к своему скрипторскому опыту. Я как-то писал курсовую для курсанта военного училища. И после этого больше никогда не брал такие заказы. Я просто прикинул: вот я несколько дней убил на то, что копался во всех этих строевых уставах, а будущий лейтенант, за которого я это пишу, в этом не копался. И когда он попадет в нехорошую ситуацию — у него на подкорке не будет этого знания. Он неправильно построит опорный пункт для своего взвода и угробит солдат. И я, когда пишу курсовую, становлюсь к этому немножко причастен.
Если мы — те, кто сражается, то любая туфта непосредственно скажется на нашей судьбе, она может стоить нам жизни. Из этого возникает следующий вопрос: насколько человек, производящий туфту, разделяет интересы большого субъекта — государства, за которое он сражается?
И тут Россия и Украина — конечно, субъекты разного свойства. В Украине — говорю это на личном опыте общения с добровольцами 2014 года, мы делали с ними интервью — как минимум в правой среде люди идейно заряжены, горят своим общим делом. Они серьезно относятся к организации обороны, к подготовке солдат. После 2014 года перед ними нередко открывались хорошие карьерные дороги — отсюда получились деятельные, активные, идейные офицеры. Для них туфта, безусловно существующая и в украинской армии, — не норма. А напротив них подчас стоит российский офицер, который, как правило, не заряжен идейно, всю эту эволюцию не прошел — даже если в практическом отношении вполне профессионален.
Почему военная туфта не вскрывается? Почему на это нет какого-то очевидного внешнего общественного запроса?
— Опять-таки, мы имеем дело с очень разными группами интересов. Допустим, человек может быть непосредственно непричастным к военной туфте, связанной со снабжением. Но он и не будет давать ход какому-то делу — потому что сам занимается туфтой на своем месте (допустим, фальсифицирует доказательства вины как следователь), и вскрытие ее в другом косвенно ударит и по нему.
Параллельно всегда есть стремление «не выносить сор». «Нельзя, чтобы противник мог это использовать в своей информационной борьбе» — и все в таком духе. Опять мы упираемся в разную сущность субъектов. Украинцы — по крайней мере страта, имеющая внушительные социальные позиции, — пытаются построить свое, другое общество, гораздо более близкое к западным принципам. У нас же после 20 лет путинского правления вернулся «советский стиль», в котором концепт туфты стал основополагающим.
