В начале 2010-х годов 31-летняя Наталья (она попросила не указывать свою фамилию) жила с родителями и ребенком в родном Фрунзе — трехтысячном поселке в Луганской области. Когда в 2014 году началась война в Донбассе, она уехала в Россию, а родители — остались. Восемь лет спустя пришлось уехать и им. По словам Натальи, помощи от российского государства она и ее родственники практически не получили. «Холод» публикует рассказ Натальи об истории ее семьи.
Все было хорошо, пока не началась война. Конечно, никто ее не ожидал в 2014 году. Я работала на коммунальном предприятии, жили нормально. Но когда начались боевые действия в Луганской и в Донецкой области, я решила уехать, чтобы обезопасить своего ребенка. Мы жили в поселке Фрунзе в Славяносербском районе, а он оказался на линии соприкосновения. Теперь это прифронтовой поселок.
Мы уехали в Украину, в Черкассы, но там не прижились — были свои моменты семейные. Через месяц дальние родственники позвали нас в Россию, и мы переехали в Балашиху.
В самом поселке Фрунзе было тихо, когда я уезжала. Это Луганск обстреливался вовсю. Мы думали вернуться, как и большинство людей, которые уехали. Вот сейчас пересидим, переждем и вернемся домой. Не вышло. Самая жесть началась в конце 2014 — начале 2015 года. Когда были бомбежки, родители отсиживались в холодном подвале своего дома, жили там фактически. Конечно, их состояние после этого ухудшилось. И нервы пострадали, и всякие простудные заболевания начались, чем они только там не болели. С сердцем стало хуже. В какой-то момент им пришлось уехать, потом, как более-менее поутихло, они вернулись. Мы ездили к ним на лето, на каникулы, когда объявляли периоды перемирия. Более-менее было спокойно. Вдалеке только громыхало.
У нас был с собой только чемодан летних вещей. В 2014 году никаких привилегий в России из тех, которые есть сейчас, для беженцев не было (правительство России уже в июле 2014 года выпустило постановление о предоставлении временного убежища гражданам Украины в упрощенном порядке — в течение трех дней; этот статус позволяет работать в России без оформления патента. — Прим. «Холода»). Все своими силами, на общих основаниях. Я, эколог, искала работу по специальности. По ней никто меня никуда не брал, потому что документов нет. Как-то надо выживать было, и я пошла работать няней. Четыре года, пока не получила гражданство, работала так неофициально. Я с высшим образованием, никогда не была на таких должностях. Ну ничего, что нас не убивает, то делает нас сильнее.
В конце концов я получила гражданство, окончила Московский институт психоанализа и стала логопедом. Этой зимой я была на работе, и мне позвонили родственники, сказали: «Наташа, не переживай, у мамы инсульт, ее парализовало». Я в тот же день вылетела в Ростов, а оттуда поехала домой во Фрунзе (в 2016 году украинские власти переименовали поселок в Сентяновку в рамках программы по декоммунизации; при этом фактически переименования не произошло, потому что поселок оставался под контролем ЛНР. — Прим. «Холода»). Состояние у мамы было критическое. Но госпитализировать было нельзя, потому что ее бы просто не довезли до больницы по разбитой дороге. Дома мы с папой начали ее лечить. Время, конечно, было упущено.
В конце февраля начались активные боевые действия. Мой ребенок остался в Балашихе один, мама в ужасном состоянии, лекарств нет, транспорт из Луганска ходит один раз в день, и то не факт. Находиться там было невозможно. При каждом взрыве маму всю дергало, подбрасывало. Отец до последнего говорил: «Ну как мы поедем? Она по дороге умрет». А я считала, что надо уезжать. Папа бросать дом не хотел, но посмотрел на мое состояние и согласился.
Ни одна из служб медицинского такси и перевозки лежачих больных не соглашалась к нам ехать. До Луганска еще доедем, говорили, а к вам не поедем — опасно, прифронтовой поселок. Но как-то в марте три дня было более-менее спокойно, без обстрелов. И чудом согласилась московская перевозка лежачих больных отвезти маму. Стоило это дорого — около 100 тысяч рублей. Переезд был очень тяжелый. Маму довезли до таможни на машине часа за три, но машины не выпускали, поэтому ее переложили на носилки и отнесли в другую машину. Слава богу, доехали. От таможни ее везли 12 часов до Московской области.
10 марта мы приехали в Балашиху. Вещи мы с собой не брали особо, главное было — вывезти маму. Вернуться — без вариантов. Мама лежачая, везти ее туда опять невозможно. И кто там будет ухаживать за ней? Тут мы с папой, медицина, аптеки рядом. Я сейчас приглашаю реабилитолога, два раза в неделю он приходит, занимается с ней физкультурой: сгибает, разгибает, пытается посадить. А так сама она не встает, нога у нее практически без движения, рука вообще как плеть. В туалет она не встает, все это на нас.
Знаете, если бы я не стучалась никуда, то никто ничем бы не помог. Сейчас я получала гуманитарку в Балашихе: средства гигиены, продукты питания, вещи папе собирали. Вызвать врача можно, но только врача-терапевта. Узкой специализации врач не придет [бесплатно]. Записаться к кардиологу, конечно, нельзя без документов. У всех ответ один — нужны документы, разрешение на временное проживание. Чтобы его получить, нужно ходить все это оформлять, причем требуется присутствие мамы. А как она может присутствовать? В этом плане замкнутый круг. Пенсию они здесь не получают, все живут на мою зарплату. Я стараюсь больше работать, но тоже полный рабочий день я работать не могу — папа устает очень, ему нужна помощь. И мама, естественно, от папы устала. А на сына-подростка лежачую бабушку тоже оставить нельзя. Он и сам нуждается и в моральном, и в материальном участии мамы, а на него уже просто ничего не остается — ни сил, ни средств. Психологически очень тяжело: люди жили в своем доме всю жизнь, ни от кого не зависели, а получается, теперь они как обуза. Мама плачет без конца. И реабилитация не идет у нас.
Знаете, любая война — это ужасно. Какая бы она ни была, кем бы она ни была спровоцирована. Это людское горе, которое невосполнимо. Конкретно сказать, что кто-то виновен, а кто-то нет, я не могу, у той и другой стороны есть своя правда и своя глупость. А страдают от этого люди.
Как бы ни было трудно, я не жалею, что я здесь оказалась. Но вот последние два года я уже на что-то надеялась: у меня была стабильная работа, мы нормально жили. Понятно, что съемное жилье, но мечты были — ипотеку взять. Сейчас уже об этом думать нельзя. Родители, конечно, мечтают вернуться на родину. Несмотря на беспомощность, мама говорит: «Я поеду. У меня там цветочки, огород». Как ты поедешь, мам?
На реабилитацию мамы Натальи после инсульта собирает деньги комитет «Гражданское содействие». Оформить пожертвование ей можно на сайте комитета, указав в комментарии к платежу, что деньги направляются семье Рай.