Николаев — город-полумиллионник на юге Украины, который находится между уже оккупированным Херсоном и свободной Одессой, — с начала войны в Украине обстреливают и бомбят почти ежедневно. Сирены воздушной тревоги звучат здесь в среднем два раза в сутки на протяжении более чем 80 дней, а с середины апреля Николаев жил еще и без воды. Тем не менее в городе остаются сотни тысяч жителей — они помогают друг другу выживать, пытаются продолжать работать и налаживают быт в ситуации, когда война может затянуться на неопределенный срок. «Холод» рассказывает, как сейчас живет Николаев.
«Холод» не называет фамилии героев материала из соображений их безопасности.
В конце апреля Маше исполнилось 18 лет. «Третий год подряд не можем нормально отпраздновать ее день рождения, — рассказывает ее мать Ольга. — В 2020 году был жесткий карантин. В 2021-м мы всей семьей заболели ковидом. Я потом смеялась, что как королева-мать подарила дочери корону на праздник». Совершеннолетие планировали наконец отметить с размахом: поехать в Киев всей семьей; Ольга заранее взяла отпуск на работе на эти даты. А потом началась война.
Воду в Николаеве отключили за неделю до дня рождения Маши. К этому времени город обстреливали уже полтора месяца. Для российской армии Николаев — стратегически важная цель: через него лежит дорога от оккупированного Херсона к Одессе. С 24 февраля город практически ежедневно обстреливают из «Градов» и «Смерчей», ракеты регулярно прилетают в жилые районы. Мэр Николаева Александр Сенкевич сообщал, что российские военные используют запрещенные кассетные бомбы (позже это подтвердили в Human Rights Watch). В конце марта россияне нанесли ракетный удар по зданию областной администрации, погибли 37 человек. А 12 апреля почти весь город остался без центрального водоснабжения — скорее всего, в трубопровод прилетел российский снаряд. Ко второй половине апреля, по данным мэрии, из полумиллионного Николаева уехали около 40% жителей. Сотни тысяч — остались.
Ко дню рождения Ольга и ее дочь помыли голову. «Был у меня треснутый тазик, воды в него не наберешь, — рассказывает женщина. — Мы его заклеили изнутри скотчем и над ним помыли голову. Скотч какое-то время воду задерживал. Потом уже вылили из него в другой тазик, из которого сливаем воду в унитаз. Такая у нас система».
Маша расстраивалась, что без воды не получится испечь праздничный торт. Ольга придумала, как выкрутиться. «Существуют ненужные тряпочки, которыми можно вытереть посуду и выкинуть. Существуют влажные салфетки, бумажные полотенца. Так можно сэкономить воды, — объясняет она. — Торт — это святое». В итоге все получилось: семья соблюла традицию и сделала торт, который Маша всегда просит на свой день рождения. Киевский.
Отметили спокойно. «Особо не бахало. Для нас это значит, что было не сильно страшно», — вспоминает Ольга. За те сутки сирена воздушной тревоги в Николаеве срабатывала четыре раза.
Самодостаточные люди
Во время войны город продолжает жить. Супермаркеты и маленькие магазинчики открылись, почти все привычное продуктовое разнообразие вернулось. Аптеки, хоть и не все в городе, работают. Школы и университеты перешли на дистанционный формат — многие ученики и преподаватели разъехались по разным городам и странам. Планового лечения в поликлиниках практически нет, медработники в первую очередь занимаются ранеными гражданскими и военными.
26-летняя Юлия до начала войны работала адвокатом. Но сейчас суды в Николаеве не работают — и девушка помогает с логистикой на станции технического обслуживания (СТО), которая принадлежит ее родителям. Юлия закупает для станции запчасти, масло и прочие необходимые вещи, ездит на почту, куда присылают детали. Отдельный квест — поиски топлива для машины: в начале мая бензина в городе почти не было, но можно было заправиться газом, и девушка порой тратила целый день, чтобы залить по чуть-чуть на разных заправках.
СТО ее родителей возобновила работу в начале марта: гражданским здесь чинят машины за деньги, волонтерам и военным — бесплатно, причем часть расходов оплачивают владельцы других работающих николаевских бизнесов. Юлия называет это «большим круговоротом помощи». Работает и бизнес Юлиного мужа — он владеет небольшой перепелиной фермой. Впрочем, сейчас дохода от него почти нет. «Мы много [мяса и яиц] отдаем в кафе, где готовят для военных, для беженцев, — рассказывает девушка. — Отвозим своим кумовьям, у которых есть детки». В отсутствие заработков их семья сейчас живет на сделанные за годы запасы — деньги, которые они откладывали на покупку собственной недвижимости.
Юлия помогала другим и до войны: занималась правозащитным волонтерством — организовывала лекции, концерты, давала бесплатные юридические консультации. После 24 февраля стало понятно, что теперь помощь нужна будет немного другая. «Мы в первые дни сели с мамой и спилили друг другу гелевые ногти, — рассказывает девушка. — Потому что хотели помогать, что-то делать. Варили в больших кастрюлях супы, мясо, картошку и возили нашим ребятам на блокпосты. Было холодно, мы заматывали все в одеяла, пледы, чтобы привезти еду горячей».
После первой бомбежки Юлия с мужем и котом переехали в дом родителей в пяти километрах от города. До недавнего времени ночевали они в погребе, где хранятся консервы. «Спали в теплых спортивных костюмах. Было градусов 12-15. Принесли туда электрический чайник, чай, сахар, кофе, каши, — рассказывает девушка. — Если случится непредвиденная ситуация, у нас есть запас воды, консервация. На всякий случай принесли саперную лопату и молоток».
В начале мая случилось затишье, продолжает Юлия, а потом опять начали летать ракеты. От каждого взрыва в их доме дрожат окна. Сейчас семья снова подумывает ночевать в погребе. Зато на участке есть своя скважина — поэтому проблем с водой нет. С 12 апреля, когда во всем городе отключили центральное водоснабжение, у Юлии появилась новая задача по помощи. Жители Николаева собирали дождевую воду и воду из родников, власти экстренно бурили новые скважины около школ и больниц, развозили техническую воду по городу на пожарных машинах, но, чтобы ее получить, нужно было стоять в очереди, а потом нести тяжелые бутыли и канистры до квартиры. «Мы каждый день набираем бутылки, канистры, завозим бабушке, тете, у тети салон красоты — возим сотрудникам ее салона. Моя подружка уехала за границу, а в Николаеве у нее осталась мама, бабушка, тетя. Мы завозим им воду и поднимаем — три женщины, кто им будет таскать? — рассказывает Юлия. — В город мы никогда не едем пустые. Затариваемся со всех сторон, чтобы людям как-то помочь».
Возможность быть полезной — одна из причин, из-за которых девушка и ее семья остаются в городе. «Большинство людей в Украине — самодостаточные. Я читала, что около 50% украинок — предприниматели, — объясняет она. — Для человека с бизнесом, работой, машиной, достатком приехать в другой город и, грубо говоря, быть попрошайкой — это морально очень тяжело». Юлия говорит, что уедет, только если в город войдут российские войска.
«Просыпаемся, набираем воду, развозим, — описывает она свой обычный день. — На это тратится час-полтора. Потом едем на СТО, смотрим по списку задач, куда надо заехать. Так проходит весь день. Вечером забираем баклашки пустые, возвращаемся домой, готовим и где-то в девять вечера ложимся спать. Стараемся лечь как можно раньше, потому что чем раньше уснешь, тем быстрее закончится ночь. Ночь — это самое страшное».
Город с заколоченными окнами
У каждого из тех, кто остается в Николаеве, на то есть свои причины.
50-летняя Наталья живет в большом частном доме, разделенном на две половины, с мужем, двумя взрослыми детьми, немецкой овчаркой и четырьмя кошками — троих котят они прошлой осенью нашли на улице и выходили. Все они просто не влезут в машину — да и куда ехать, Наталья не знает: к родственникам в Россию ей совсем не хочется, потому что она опасается российской полиции. Несмотря на то, что бомбы прилетали буквально в соседний огород, несмотря на постоянные проблемы со сном из-за обстрелов, несмотря на то, что им приходилось набирать дождевую воду в тазы, Наталья остается в городе — и тоже собирается уезжать только в случае оккупации Николаева.
25-летняя Ирина живет в квартире вдвоем с 86-летней бабушкой: оставить ее в городе на военном положении девушка не может, а уезжать с таким пожилым человеком слишком тяжело. Но это не единственная причина. «Меня бесит, что из-за каких-то козлов я должна покинуть свой город, бесит, что меня вынуждают, — объясняет Ирина. — Я хочу оставаться в Николаеве, мне нравится здесь».
Ирине повезло: она айтишница и уже год работает удаленно. Война не повлияла на наличие работы, но повлияла на качество. «Достаточно продуктивным в такой ситуации быть невозможно, — объясняет девушка. — Бывают очень плохие дни, когда я не могу себя заставить, не могу сфокусировать внимание, когда перечитаю новостей. Но не мне жаловаться, потому что не всем украинцам сейчас так повезло, многие остались без работы совсем».
Зато на семье Ирины в полной мере отразились проблемы со снабжением Николаева. У ее бабушки диабет, ей постоянно нужны таблетки, а после начала российского вторжения найти в аптеках их стало сложно. В первые дни войны приходилось ходить пешком по всему городу, надеясь, что не попадешь под обстрел. «Было жутко даже не от самих обстрелов, хотя и от них тоже, — вспоминает Ирина. — Но, когда ты выходишь, в магазинах заколочены окна, на улице никого нет, только тероборона и куча военных — это жутко». Тогда найти лекарства ей помогли волонтеры; сейчас их уже легче достать в аптеках — хоть и не всегда получается с первого раза.
«С водой тяжело, — признает Ирина. — Это благо цивилизации, которое я теперь начну ценить больше всего. Уборка, стирка, мытье посуды — все это откладывается на потом. Такой синдром отложенной жизни. Я скоро захлебнусь в пыли, потому что постоянно откладываю уборку». Идти до ближайшей точки, где можно набрать техническую воду, от ее дома десять минут, и там почти всегда стоит очередь. Чтобы не бегать туда слишком часто, Ирина носит по 24 литра за раз. «В войну в принципе простейшие вещи требуют удвоенных усилий, а когда еще нет воды, то ты не можешь себя как-то отвлечь: не можешь убраться или заняться готовкой, — продолжает она. — [Нательное] белье стирать привыкаешь, но у меня заканчиваются чистые пододеяльники, чистые простыни. Полностью моюсь примерно раз в три дня, в остальное время моюсь частично. Чтобы что-то существенное приготовить, надо пять тарелок испачкать, потом это все надо мыть. Поэтому я покупаю еду в кулинарных отделах, ем прямо с пластиковой тарелки и выбрасываю». Бабушке, по ее словам, проще: в детстве, в 1940-х, у нее никакого центрального водоснабжения не было, так что к тазикам и кастрюлькам с водой ей не привыкать.
С наступлением весны Ирина чаще выходит на улицу — к атмосфере города на военном положении она в какой-то мере привыкла. «[От войны] немного едет крыша, чтобы ее на месте удерживать, приходится возвращаться к обычным вещам: например, выйти и купить кофе. Стараюсь держать себя в тонусе и не забывать, что такое нормальная жизнь, — говорит она. — Люди, оставшиеся здесь с детьми, понемногу выползают на улицу. Чуть-чуть повеселей, все как-будто бы оживает».
Во время обстрелов Ирина с бабушкой остаются в квартире: с 86-летней женщиной идти в убежище слишком долго — а кроме того, человек ко всему привыкает. «Ночью иногда я даже не слышу [воздушную] тревогу. У нас есть приложение на телефон, которое предупреждает о воздушной тревоге. Но я не высыпалась из-за этих уведомлений, поэтому приложение удалила», — рассказывает Ирина. Когда взрывы оказываются слишком громкими, она все-таки будит бабушку — и они вместе идут спать в коридор.
Это поколение не привыкло сидеть
Утром 29 марта Елена, как обычно, готовила завтрак для себя и для мужа — их сын в это время был у бабушки. Сигналов воздушной тревоги не было — просто в какой-то момент женщина услышала очень громкий звук разбивающегося стекла: «Как будто тысячи окон полетели». «Я упала на пол за кухонный “остров”, — рассказывает Елена. — Муж по совпадению находился за колонной между окнами. У нас выбило окна и некоторые рамы. Я поднимаю голову, вижу мужа, и он мне говорит: “Быстро в ванную”. Мы думали, что будет еще [ракетный удар]. Когда я готовила завтрак до взрыва, мне пришло сообщение от подружки: “Лена, как дела?”. Я ей уже из ванной пишу: “Нас фиганули”. Я думала, что это к нам в дом прилетело».
Через некоторое время, когда Елена с мужем отважились выйти из ванной, они поняли, что прилетело не в их дом, а в здание администрации Николаевской области — оно находится прямо напротив. Через разбитые окна женщина увидела облако пепла, которое поднялось после взрыва; машины, которые стояли на парковке, снесло волной на тротуары. «Очень угнетало наблюдать через эти разбитые стекла, как в течение шести суток днем и ночью работали спасатели, разбирали завалы, выкладывали тела. Это ужасно, как страшный фильм, — вспоминает Елена. — Ночь после этого я не могла спать. Закрывала глаза и мне казалось, что зарево за окном, что что-то взрывается».
Елене 39 лет, она вяжет свитеры и кардиганы и продает их через свой инстаграм и международную площадку Etsy (в том числе и во время войны — как только восстановилась работа почты, Елена снова начала отправлять заказы). Ее сыну 18 лет, у него тяжелое хроническое аутоиммунное заболевание кишечника. В Николаеве нужных для сына лекарств не было и раньше, их приходилось заказывать из других городов — но с началом войны перестала работать почта. Пришлось искать в аптеках хоть какие-то аналоги, а потом — долго ждать доставку из Киева, где подруга семьи нашла нужные таблетки. Тяжело было и маме Елены, у которой стоит кардиостимулятор: из-за стресса она стала себя чувствовать гораздо хуже, а лекарства тоже пришлось доставать из других городов.
Ракета, прилетевшая в соседнее здание, поначалу Елену и ее мужа не испугала: «Мы думали, что то, что могло произойти, уже произошло». Однако обстрелы не прекращались, а потом еще и не стало воды — и в итоге вся семья перебралась в Одессу. Кроме мамы. «Для нее это психологически тяжело, ей комфортнее находиться дома, — объясняет Елена. — Мой муж из Одессы или кто-то с его работы в Николаеве постоянно привозят маме воду, но она все равно ходит [за водой] с соседями. Все пошли, и она тоже пошла. Я ее очень сильно ругаю, потому что у нее открывается кашель сердечный на этом фоне, ей нельзя ничего носить. Но она все равно ходит. Наверное, это поколение не привыкло сесть и сидеть».
Неизвестность хуже взрыва
После того, как они отметили Машины 18 лет, дочь попросила Ольгу постричь волосы — длинные было сложно мыть в тазике.
Ольге 47 лет, она воспитательница в детском саду — сейчас из его 50 сотрудников в городе остаются всего 15. Маша учится на первом курсе университета в Киеве, но война застала ее в родном городе — из-за коронавируса занятия зимой шли дистанционно. Живут они в Корабельном районе, который к Херсонской области ближе всего, и поэтому его обстреливают особенно часто. Поначалу мама и дочь во время воздушных тревог ходили в подвал соседнего дома, но там было пыльно, холодно, неуютно. В итоге Ольга простудилась в подвале — и больше они туда не ходили. «К сожалению или к счастью, психика человека так устроена, что ко всему привыкаешь, — объясняет Ольга. — Не могу сказать, что нам перестало быть страшно. Но тогда была паника, я жила на таблетках, рыдала, не могла успокоиться. А сейчас сидим у себя в закуточке — в коридоре, который соответствует правилу двух стен, пережидаем» («правило двух стен» описывает безопасное помещение в доме, которое отделяет человека от улицы минимум двумя стенами. — Прим. «Холода»). На расстоянии вытянутой руки Ольга держит успокоительные, которые она пьет, когда воют сирены или слышны громкие взрывы.
К отсутствию в доме воды привыкнуть оказалось сложнее. На двоих мать и дочь каждый день приносят в дом максимум по 40 литров воды, принести больше просто нет сил. На все домашние нужды их не хватает. «В туалете смываем максимум два раза в день, не стираем. Просто складываем грязные вещи, стираем только мелкое нательное белье — трусики и носочки, — рассказывает Ольга. — В футболке хожу 2-3 дня, складываю. Чистые вещи у меня скоро закончатся. Едим мало, очень экономно по чуть-чуть моем».
На улицу без причины Ольга теперь почти не выходит: «Раньше ходила на работу, по магазинам, гуляла с подружкой, а сейчас не хочу. Очень мало двигаюсь, это уже сказывается на здоровье: спина болит, колени болят, чувствую себя бабушкой старенькой. А еще надо чувствовать себя молодой». Но про отъезд из Николаева женщина думает постоянно. Вначале ее останавливали мысли про то, как тяжело уезжать и найти жилье на новом месте. «Мой дом — моя крепость. Неизвестность пугала еще больше, [чем взрывы], — объясняет она. — Потом логистика выстроилась, стало понятнее, куда и как ехать. Но мы немного подуспокоились. Собрали кучку вещей с дочкой и рядом рюкзак на всякий случай. Чтобы быстро собраться, если мы вдруг резко решим».
Однажды Ольга пошла выкидывать мусор прямо во время воздушной тревоги. «Было часов шесть вечера, еще светло. Я подумала: когда отключат тревогу, уже стемнеет. Посидела минут десять и решила пойти. Только собралась — как бахнет! Опять села, еще минут 10 подумала и пошла. Но это единичный случай, а так — пересиживаем и не ходим, — говорит Ольга. — Когда я читаю, что война может продлиться до сентября, до января следующего года, а кто-то говорит, что вообще может длиться несколько лет, — вот тогда тяжело».
14 мая в Николаеве снова появилась техническая вода. Ее включают на несколько часов в сутки.