«Можно бить земные поклоны — и при этом оставаться мерзавцем»

Как в деревне Карабаново священника пытаются отлучить от прихода из-за антивоенной проповеди
«Можно бить земные поклоны — и при этом оставаться мерзавцем»

20 марта жительница Костромы Елена Глубоковская рассказала, что 50 человек подписали письмо с просьбой изгнать из прихода в деревне Карабаново отца Иоанна Бурдина, настоятеля местного храма. За две недели до того Бурдин прочитал перед прихожанами антивоенную проповедь, после чего на него составили административный протокол за дискредитацию российской армии, а потом оштрафовали на 35 тысяч рублей. Согласно сайту Карабановского прихода, деньги на оплату штрафа собрали с помощью пожертвований. А священник из соседней деревни, отец Георгий Эдельштейн, пообещал провести 27 марта службу в поддержку отца Иоанна. «Холод» поговорил с участниками событий и выяснил детали этой истории.

Елена Глубоковская

прихожанка

Я не могу сказать, что я прихожанка конкретно отца Иоанна, но вот уже 24 года я знакома с отцом Георгием. Он, считайте, выпестовал и поставил отца Иоанна на приход семь лет назад, а сам уехал служить в соседнюю деревню Ново-Белый Камень. Туда я к нему и езжу на службы, а с отцом Иоанном дружу и общаюсь. 27 марта мы собираемся присутствовать на службе в поддержку отца Иоанна. Не удивлюсь, если будут какие-то провокации со стороны правоохранительных органов: отец Георгий регулярно проводит службу по Немцову, в прошлом году перед входом в церковь стояла полиция. Сейчас Отец Георгий прислал обращение о том, чтобы прихожане присылали имена убитых [на войне], и каждую субботу он будет молиться за них.

О письме за изгнание отца Иоанна мне сообщил отец Георгий утром 20 марта по телефону. Он попросил меня написать в фейсбуке обращение, чтобы эти граждане, которые собирают подписи, легализовались и оставили свои имена на моей странице. Это люди-тихушники, которые гадости творят из-под полы, или они открыто готовы отстаивать и выражать свою точку зрения? 

Вообще, я сама знаю этих людей, но я обещала не называть имена. И я знаю, кто собирает подписи. Могу сказать, что этот человек просто мерзавец. Хотя если со стороны посмотреть, то он показательный прихожанин, посещает каждую службу. Можно стоять в храме и бить земные поклоны — и при этом оставаться мерзавцем. 

В нашем храме даже в лучшие времена и даже на большие церковные праздники по 50 прихожан едва ли собиралось. Ну, максимум 20–25 человек. Поэтому мы все друг друга знаем как облупленных. И надо понимать, что это сельский храм — до него еще надо доехать. То есть инициатор, по всей видимости, ходит по близлежащим селам, по домам и собирает подписи. И мне кажется, что их ставили те, кто и в храме ни разу не был.

Это нам обидно, а представляете, что у священников в душе происходит? Они этого не показывает, но они-то знают, кто это совершил. Вот за них больно. Мы дожили до времен, когда я прошу помолиться за наших священников. На моей памяти такой ситуации не было.

Храм Воскресения Христова в Карабаново. Фото: Елена Глубоковская

Отец Иоанн Бурдин

настоятель храма Воскресения Христова в Карабаново

Утром 20 марта, когда я выходил из храма, ко мне подошел прихожанин и сказал про письмо. Я бумагу, конечно, не видел. Но потом я позвонил нескольким людям, и они подтвердили, что [письмо] есть.

Любые человеческие поступки, действия, слова — это ответ не мне, а Богу. Это его обращение к Богу, меня это не касается. Никакого страха я не чувствовал. Это нормальное христианское чувство: когда веришь в Бога, понимаешь, что без его воли ничего с тобой не произойдет. 

По словам женщины, которой предлагали этот документ подписать, всего бумагу подписало 50 человек из соседних деревень, [не из нашей]. Но я не знаю насколько это соответствует реальности. Те, кто мне об этом рассказал, говорили, что они не подписывали. Им я верю на слово. 

Интервью с протоиереем, служившим в 1986 году в Афганистане
Общество4 минуты чтения

Скорее всего, подписанты — не мои прихожане, за исключением инициатора письма, который когда-то был нашим прихожанином, но я его не видел в храме два года точно. Вы знаете, об этом еще Федор Михайлович Достоевский говорил: «Широк человек русский, я бы сузил». Это тот самый случай, когда после взлетов душевных человека в бездну падений бросает. 

Церковь должна быть соборной. Священник — предстоятель, он говорит от лица народа, и если народ не хочет, чтобы священник его представлял в церкви, священник, конечно, не должен держаться за это место зубами. Если он желает, может собрать собрание, пригласить людей, которые проголосуют за то, хотят они продолжать видеть меня священником… И все сразу будет видно. Поэтому я спрашивал, кто написал письмо. Но люди, с которыми я общался, не захотели говорить. 

В этом году я в первый раз служил панихиду по Немцову — обычно это делает отец Георгий. Это была самая обычная панихида по умершему — люди приходят, заказывают панихиду, приносят портрет, ставят его, кладут цветы. Я, например, маму свою поминал — она недавно умерла. Я бы не стал громко говорить, что это панихида именно по Немцову, и я не вижу в этом повода для репрессий, и я не стал бы это отмечать как некое особое событие.

Отец Иоанн Бурдин и Отец Георгий Эдельштейн. Фото: Елена Короткова

Отец Георгий Эдельштейн

бывший настоятель храма в Карабаново, сейчас служит в домовой церкви в деревне Ново-Белый Камень

Знаете, у нас есть две очень грубые ошибки, с которыми я все время спорю, но меня никто никогда не слышит. Первая и главная ошибка: все говорят, что мы живем в России и что российская армия проводит там какую-то операцию в Украине. Это не российская армия. Россия существовала до 7 ноября 1917-го года. И потом была и остается Совдепия — государство Ленина, Сталина, Хрущева и так далее. И второе: сегодня спецоперация идет не только в Украине, но и в том государстве, где мы с вами живем. Накал злобы и ненависти растет с каждым днем. Мне бы очень не хотелось, чтобы мы с вами подливали масла в огонь. Об этом ведь и отец Иоанн говорил.

Я могу вам рассказать о том, кто собирает подписи и что это за бумага. Один человек, наш прихожанин, выпил прилично, сидел у меня сорок минут в доме и потом сказал, что легко за три-четыре дня наберет 500 подписей с требованием убрать отца Иоанна. Эту бумагу я могу вам показать. Имя человека назвать. Вам польза будет? 

Чем было вызвано желание собрать эти подписи? Злобой и ненавистью, потому что мы ведем спецоперацию в Украине. «Они подлые, восемь лет против нас воевали. Их целью был не Донецк, не Луганск, их целью была Москва, они мечтают уничтожить Россию». Я всегда спрашиваю этих людей, видели ли они хотя бы одного украинского солдата за последние восемь лет на территории Белгородской области, в Ростове? Каким способом эти подлые фашисты, террористы хотели завоевать Москву? 

Нужно понимать, что из 50 подписей сорок придуманные: это не прихожане, это посторонние совершенно люди. Я попрошу, чтобы на нашем Карабановском сайте был опубликован этот список, чтобы стало понятно, что там люди, никакого отношения к Карабановскому храму не имеющие. 

Я никогда не делю людей на верующих, неверующих, на тех, кто идет к Христу, кто не идет… Всякий человек сегодня обеспокоен [происходящим], а наше дело — и христиан, и нехристиан — мирить и гасить их злобу. Знаете, рядом с Карабановском храмом живет женщина, которая очень громко и активно спорила с отцом Иоанном, когда он говорил о мире, выступал против спецоперации. Она была свидетелем в Костромском районном суде, когда отцу Иоанну присудили 35 тысяч штрафа. Она давала показания и очень глубоко переживала то, что говорила, расплакалась в суде. Но, по словам живущих в Карабаново, подписывать письмо она отказалась. Вы Достоевского любите? Это мой любимый писатель. Так вот, у него все герои поломанные: и мальчики, и девочки. У нас в Карабаново тоже герои Достоевского.

Предполагаемый инициатор письма, по словам помощницы отца Георгия Виктории, продолжает собирать подписи. Она связалась с этим человеком, чтобы узнать, готов ли он поговорить с «Холодом», но, по ее словам, он накричал на нее и отказался. Виктория сказала «Холоду», что она и отец Георгий видели само письмо, но найти его текст не смогла.

Фото на обложке: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ